Что будет если оставить ребенка одного дома в США: меня зовут Татьяна. Я живу в Чикаго, штат Иллинойс. Живу с дочкой и с недавних пор с мужем.
Соню я удочерила совсем крошечным младенцем в Украине в 2010 году. В августе 2011 я привезла ее в США, в Чикаго, чтобы сделать операцию. Без нее она бы умерла.
После операции мы прожили с ней в Америке еще почти пять месяцев – столько ей понадобилось, чтобы она смогла восстановиться и набрать сил, достаточных для перелета. В январе 2012 года мы вернулись домой.
Лечение и проживание в США нам оплачивал спонсор. Нашелся богатый человек, который просто дал денег, чтобы на них спасли жизнь ребенка.
В Украине Соня находилась на высокой дозе варфарина, препарата, разжидающего кровь, и была покрыта синяками с ног до головы. Если бы тогда случилось кровотечение, то ее навряд ли бы спасли. Опять же в Украине считается, что нельзя младенцу давать варфарин, да еще и в такой дозе.
В общем, из-за Сониного здоровья мы с ней опять вернулись в Америку. Соня ходила в детский садик с программой Монтессори, где за ней не просто смотрели, а знали о ее проблемах со здоровьем, об операции. Оплачивать садик и снимать квартиру помогал тот же спонсор.
Еще приходилось много платить за то, что Соня была под наблюдением у врачей: каждую неделю надо было сдавать кровь, каждые три месяца делать УЗИ печени, каждые полгода МРТ. У меня тогда была студенческая виза, я училась. Мы так и жили в Чикаго. Каждые полгода я летала с ней в Украину, потому что там у меня жили старшие дети.
В 2015 году мне предложили работу – преподавать в моем же учебном заведении материал, который я уже сдала, другим студентам. Соня ходила в садик, я работала, посылала деньги детям в Украине. Если бы тогда что-то случилось с ребенком, ее бы прооперировали сразу же. То есть она была в надежных руках.
В 2016 году спонсор, который помогал нам все это время, оказался в сложной ситуации. Ему даже пришлось бежать с семьей в Прибалтику. Помогать нам он уже не мог…
Моя студенческая виза закончилась еще в 2015 году, все мои сбережения тоже. Жить было не на что. Преподавать без визы я не могла. Мне было страшно ехать обратно – Сонино здоровье особенно этого не позволяло, я по образованию врач и знаю о чем говорю.
Я отчаянно пыталась выжить, найти жилье дешевле, хоть какую-то работу… Мне очень помог тогда Саша. В тот момент он был моим другом. Он платил за жилье, а я искала работу – ведь надо было продолжать посылать деньги детям в Украину, они жили только на них. Их отец, мой теперь уже бывший муж, не работал.
В какой-то момент я пошла просто убирать чужие дома. В тот день, когда я оставила Соню дома одну, я как раз должна была встретиться с очередным работодателем.
Что будет если оставить ребенка одного дома в США: Соня решила погулять в парке одна
Я оставила ей айпад, еду и сказала, что меня не будет самое большое – три часа. Что как только я вернусь, мы сразу пойдем гулять в парк – он в пяти минутах ходьбы от нас. Правда, чтобы до него добраться, надо дважды перейти не очень загруженную дорогу, и один раз, со светофором, загруженную.
Соня посидела дома всего-ничего и решила пойти в парк самостоятельно, тем более, что ее одноклассник из первого класса жил в блоке ходьбы от парка и гулял там один постоянно….
Она вышла из дома, перешла все эти дороги и дошла до парка. Друга там не было. Она сходила к нему домой и потом пошла обратно домой. Этого бы никто не заметил, и, возможно, я бы даже не узнала, что она одна вот так погуляла. Но на дворе было лето, в это время в парке был отдыхали дети из летнего лагеря.
Кстати, Соню отдать в лагерь я не могла, потому что она тогда принимала Кумадин, антикоагулянт. Она и в нулевой класс из-за этого не ходила, ее здоровье было приоритетом. Поэтому сразу пошла в первый класс. Летом она должна была просто хорошо и безопасно отдохнуть.
Что будет если оставить ребенка одного дома в США: полицейский первым делом повез ее в МакДональдс
В общем, одна из учительниц, которая была с детьми из летнего лагеря, увидев мою девочку, тут же позвонила в полицию. Моментально приехала патрульная машина – они ездят по району постоянно. Соня уверенной походкой шла домой, когда возле нее остановились полицейские. Первым делом у нее спросили – где мама и кушала ли она сегодня.
Соня ответила, что она голодная, и полицейский повез ее в Макдональдс (!!!). А уже потом к нам домой, Соня там оставила открытой заднюю дверь и можно было войти.
Полицейский вошел с ней в нашу квартиру, нашел какие-то наши документы, в них номер телефона и позвонил мне. Я в это время уже ехала домой на поезде.
Мне было сказано явиться в отделение полиции, мол, я буду арестована, а моя дочь передана в foster care, типа временный детский дом.
Соню спросили про друзей, она рассказала про того самого одноклассника. Полицейский попросил его маму сопровождать их в участок. И, когда туда приехала я, мне позволили посмотреть через дверь на резвящуюся Соню. Она бегала и смеялась с полицейским и мамой мальчика. Они играли в прятки. На меня ребенок не обратил внимания вообще. И это понятно. Ей было очень весело – она не поняла что натворила, покаталась в полицейской машине, поела в Макдональдсе, (хотя я ее покормила перед уходом) и играла в прятки.
Мне сразу сказали рассказывать все и во всем признаваться. И я, как последняя дура, рассказала правду – да, я оставила на три часа максимум одну свою семилетнюю дочь. Полицейский сказал мне тогда дословно:
– За такое преступление вам грозит 6 месяцев тюрьмы, депортация, а ребенок пойдет в приемную семью, а потом, скорей всего, будет отдан на усыновление.
– Еще бы, – тогда подумала я, – Миленькая блондинка с голубыми глазами, конечно, на нее найдется куча желающих…
Вслух я сказала, что ездила искать работу уборщицы, что пытаюсь выжить, что я одинокая мама-иммигрант. Они что-то там выспросили про мое образование и визу, и все.
Если вы попадете в такую или другую ситуацию, но связанную с полицией, МОЛЧИТЕ.
Вы имеете полное право молчать и это никак не будет использовано против вас, а вот ваши слова будут! Помните о пятой поправке и Miranda rights law и молчите!
Им тогда нечего было бы мне сказать, зато я в ужасе рассказала им ну буквально все! Меня допрашивали две женщины и один мужчина-детектив. И вот он мне сказал в итоге, что моя жизнь разрушена, закончена, даже не успев начаться, что мое образование можно отправить в мусорное ведро, я никогда и никем не стану в этой стране, а буду депортирована, а Соне к тому времени найдут родителей получше чем я.
Потом меня раздели почти догола. Я была одета в майку и леггинсы до колена, сверху была футболка и короткая джинсовая юбка (все случилось 10 июля). Мне приказали снять футболку и леггинсы, я осталась с майке и короткой юбке на железной кушетке в ледяной камере.
Там не было даже питьевой воды, а только грязный пол и ржавый унитаз. Никакой туалетной бумаги или салфеток, ничего. Железная кушетка и подобие пледа, по сути, кусок синтетической ткани, к которой я побрезговала прикасаться, и так и сидела, околев от холода. Очень быстро я потеряла счет времени, потому что там не было окон.
Правда мне разрешили позвонить один раз, и я позвонила Саше. Он бросил работу, отпросился у босса и примчался в участок, где была я. Сразу сказал, что он отец и забрал Соню, которая, видимо, устав играть, побежала к нему со всей прыти. Если бы он чуть-чуть опоздал, то ее бы забрала мама этого мальчика, а от нее Соня бы поехала в приемную семью – такова процедура.
Саша забрал Соню, и начал настаивать, чтобы меня выпустили под залог. Ему в ответ говорили, что я уголовница и подвергла маленького ребенка смертельной опасности, что меня нельзя выпускать под залог, завтра утром меня повезут в суд. Тогда он сказал:
– Ок. Тогда я сейчас еду к консулу Украины и привезу его сюда. Вы не знаете, кого арестовали. Она очень уважаемый человек в своей стране, и вы сейчас просто ввязываетесь в дипломатический скандал.
Саша служил в ВМФ США, поэтому он подумал и добавил, что еще и со своим начальством свяжется и ему расскажет, что его невесту не хотят выпустить под залог за обычный misdemeanor, то есть нетяжкое уголовное преступление, что то, что я сделала, оформляют не как endangerment- подвержение опасности, а как сознательный child neglect – очень серьезное преступление.
В ообщем, с двух часов дня он пытался меня оттуда вытащить и в итоге меня выпустили ночью. И дали повестку в суд – явиться через две недели.
Я пришла домой и не могла ни спать, ни есть… Меня просто сковал страх. На следующий день я нашла адвоката – Евгения Мельцера. Он выслушал меня и сказал, что дело плохо, потому что я все рассказала, а надо было молчать. Хорошо то, что Саша забрал Соню, то есть дал им понять, что я не беззащитная мать-одиночка-иммигрантка на просроченной студенческой визе, а его невеста. А он все-таки гражданин страны, ветеран. И хорошо что Соня побежала к нему как к родному. Это плюсы.
Но минусов было полно… Нас ожидал серьезный визит из опеки над детьми, им надо доказать, что дома для ребенка созданы идеальные условия. Плюс, я должна прямо сейчас записаться и начать ходить на родительские курсы, parenting class. До первого слушания в суде надо успеть посетить хотя бы одно занятие и принести подтверждение об этом.
И третье – плохо, что засветилась информация о моем иммиграционном статусе. Это даже очень плохо.
Я сразу начала посещать те самые курсы. На первом слушании мы показали судье, что я и покаялась, и поняла, что поступила плохо, и активно пытаюсь исправиться. Но прокурор выступил против меня, мол, она нелегально искала работу, надо привлечь иммиграционную полицию (ICE) и депортировать эту нерадивую мамашу.
После первого же слушания Мельцер сказал:
– Пулей с Сашей в ЗАГС. Если ко второму слушанию вы уже будете мужем и женой, то иммиграционный вопрос снимется полностью.
Я только развелась со своим мужем в Украине, а Саша и без этой истории собирался делать мне предложение. В общем, 5 августа мы поженились. Сходили в мэрию (City Hall) втроем, и на следующем слушании я была уже женой гражданина США.
Но прокурор продолжал настаивать на наказании, хотя опека посетила нас выдала документ, что ребенок может оставаться в семье, условия для нее созданы хорошие.
Потом было еще одно заседание, куда прокурор не явился и слушание перенесли. Очередное и окончательное прошло 31 октября. Там был новый судья и новый прокурор. Мой адвокат кратко изложил суть дела, прокурор вообще ничего не говорил, судья позвал меня подойти, спросил:
– Вы поняли, что поступили неправильно и нарушили закон штата?
Я ответила:
– Да, ваша честь.
Судья повернулся к прокурору и сказал:
– Почему эта женщина ходит в суд уже 3 месяца? Я думаю, стоит закрыть дело.
Потом повернулся опять ко мне:
– Идите и больше никогда так не делайте.
Секретарь распечатала мне специальный документ «Дело закрыто».
Дело закрыто, но пятно осталось…
Мне повезло на самом деле. Так, адвокат согласился взять с меня лишь flat rate или единовременную выплату в $750. Деньги на него помогли собрать друзья и знакомые из церкви. Мне повезло, что судья и прокурор сменились на окончательном заседании, что адвокат был мудр. Все легко могло бы сложиться совсем иначе – меня на шесть месяцев в тюрьму, потом депортация… А Соня? Кто его знает, возможно, осталась бы в Америке в приемной семье.
Соня сейчас почти десять. И она так и не поняла, что так делать нельзя. У нее расстройство привязанности, и это проявлялось и до этой ситуации. Иногда она, как многие дети, еще и сочиняет… Вот в начале второго класса каталась на самокате без наколенников (отказалась надеть), упала и ударила ногу до синяка. В школе, когда ее спросили откуда, сказала, что это мама кидалась в нее ножами и вилками и попала…
Школа срочно вызвала к нам домой опеку (CPS). Пришла женщина, обследовала все, включая холодильник. Опрашивала меня и мужа по очереди, потом вместе. После чего дело закрыла. А ведь в это время в этом же департаменте опеки на меня еще не было закрыто дело о том, что я оставила ее одной… Нам просто повезло, что попался адекватный социальный работник.
Соню в итоге направили к социальном работнику в школе, потом к психиатру, который очередной раз подтвердил ее синдром: фетальный алкогольный синдром, ADHD, attachment disorder. Такое часто бывает у детей алкоголиков… Мне дали справку с ее диагнозом, которая, если что, может защитить меня от ложных обвинений с ее стороны.
Кстати, когда я спросила Соню, зачем она наврала про ножи и вилки, от она ответила:
– Думала, приедет полицейский, и мы поедем в Макдональдс на его крутой машине.
Отлично, ничего не скажешь. Кстати, а если мой ребенок на диете и ему нельзя есть в Макдональдсе?
Несмотря на то, что дочке почти десять, мы или берем ее с собой на работу, или кто-то сидит с ней дома. Очень боимся оставить одну даже на короткий промежуток времени, потому что она все еще не понимает что творит и во что это может вылиться.
От факта ареста я все еще не могу избавиться, и это не позволяет мне найти работу, которую я хочу. Я получила грин-карту и теперь занимаюсь тем, что очищаю свою свою историю (expungement) или стираю запись об аресте.Надеюсь, до нового года все решится, и я смогу наконец найти нормальную работу. Сейчас пока я официантка в ресторане. А так хочется получить резидентуру в госпитале… Но со мной не хотят работать рекрутеры, и адвокат (другой, уже не Мельцер) так и сказал мне:
– Да, история ареста видна всем желающим, и это уродливая стигма, от которой тебе надо избавиться, чем быстрее, тем лучше.
Я пыталась оспорить результаты расследования опеки (CPS), которое признало меня виновной в подвержении ребенка опасности, и наложили запрет на работу с детьми (любую работу в местах, где могут быть дети), на пять (!) лет.
Подала аппеляцию, и в суде снова встретилась и с тем полицейским, и с учительницей из летнего лагеря…
Полицейский настаивал, что я преступница и умышленно подвергла ребенка опасности. Аппеляционная судья решила, что он прав. Так что с детьми работать я не смогу еще несколько лет.
Читайте также Посадят ли меня в тюрьму в США, если я оставлю своего ребенка дома одного: только в трех штатах страны есть законы, которые устанавливают минимальные возрастные ограничения. Это Иллинойс, Орегон и Мэриленд.
