Камеди-шоу в США – очень популярная штука. Мы вчера как раз ходили на одно такое.
Подвал в баре где-то в Гринвиллич (Greenvillage), а там все, как показывают в американских фильмах: небольшой зал, маленькая сцена, микрофон и тот, кто в него шутит. То искрометно, то не очень, то вообще никак. Кстати, чем больше никак, тем больше обвинений публике, мол, такого мертвого зала у меня не было даже когда я читал свои стихи в холодильной камере морга.
Мы зашли, и я Эдди сразу говорю:
– Не садись впереди!
Но он, как покорная овца, пошел за сопровождающей, которая, вот же совпадение, усадила нас почти на сцене.
Сидим, Эдди не смешно в принципе, а я понимаю, что не понимаю. И дело не в английском. Не хватает знаний об их культуре. Они же то что-то из 80-ых упомянут, то какую-то местную заморочку из старшей школы, то что-то по церковь, понятное только тем, кто туда ходил.
Короче, зря они нас посадили прям под носом артистов, потому что мы, прямо скажем, на самооценку влияем очень и очень хреново.
Но, разумеется, на нас приходится много внимания, мы же не просто почти на сцене, а еще и на свету, как два дурака. Все умные люди в конце зала и в темноте. А мы вот они – препарируй не хочу. И поскольку мы на свету и впереди комики все время обращаются именно к нам, что меня, как человека, родившегося в СССР, очень напрягает.
В какой-то момент мне надоело комплексовать и я сделала две вещи: заказала себе крепкого спиртного, чтобы расслабиться и начала Эдди все время в бок тыкать, мол, говори! Говори с ними, когда спрашивают!
Думаю, пусть он пока за меня и себя с ними пообщается, а я пока буду улыбаться. А вот потом, когда спиртное подействует, я как начну шутить! Как начну отвечать на вопросы смешнее комика! Да как поражу весь зал своим остроумием!
А комики между тем идут один за другим. Вот так же часто, как у Эдди письма от возмущенного чем-то клиента. Эдди молчит, потому что отвечает ему с телефона, а я пью, улыбаюсь и машу, как тот пингвин.
А юмор, главное, почти весь из штанов.
Вот вышла одна, мол, вчера была у подруги на день рождении, которое отмечали в баре. И той подруге ее бойфренд сказал:
– Втяни живот! И она обиделась, и они оба сели в разных местах бара, чтобы подцепить кого-то и оба остались без секса!
А потом спрашивает:
– А угадайте у кого секс был? У меня!
И мне, мол, дай пять! И я, разумеется, на!
А она:
– А я бы на твоем месте не трогала меня за эту руку!
Потом вышел актер, которому приспичило узнать есть ли в зале кто-то, кто родился в другой стране. Он напряженно вглядывался в мое лицо и требовал ответа. Я понимала, что по акценту он сразу все поймет и также напряженно молчала. К счастью, парни из Иордании оказались менее смекалистыми, и он разделал под орех их, а не меня.
Потом вышел еще один клоун и долго тыкал в нас пальцем, требуя сказать кто мы по профессии. Эдди сказал, что он продавец, что его не заинтересовало, а я опять напряженно молчала и пила.
Потом выходили еще какие-то люди. Все они шутили, шутили и еще раз шутили.
И вот, наконец, когда я допила свой коктейль и расслабилась настолько, чтобы заговорить на весь зал, вышел ведущий и сказал, что актеры ему пожаловались, что в зале на самом переднем ряду – два трупа.
То есть, мы – я и Эдди, что, безусловно, очень обидно, потому что я, например, моргала, а Эдди иногда поднимал голову от телефона и задумчиво смотрел на сцену сквозь выступающих.
2016 год.
Photo by Frederick Tubiermont on Unsplash
