Писатель Леонид Спивак о том, почему памятник Джону Гарварду прозвали “Памятником трех неправд” и как история Сусанина перекликается с историей американца Пола Ривера.
То слово из Прошлого ветер ночной
Разносит над нашей большою страной…
Г. У. Лонгфелло
Современное значение анекдота как забавной истории несколько искажено временем. В своей первоначальной сути анекдот предполагал некий апокриф из жизни известного лица или фольклорного героя (у Пушкина «Дней минувших анекдоты/ От
Ромула до наших дней»).
Исторический миф – своего рода драгоценная пряность, добавленная в хронологическую закваску. Без этой приправы анналы, летописи и регесты выглядят бескровными.
В Стратфорде-на-Эйвоне, родном городе Шекспира, сохраняется отчий дом пастора Джона Гарварда, соседа великого драматурга и его младшего современника, имя которого навсегда связано с Америкой. Некоторые из исследователей считают, что именно Шекспир познакомил (уже в Лондоне) родителей Джона Гарварда – так началась одна из историй штата Массачусетс.
Бронзовый монумент пастору в Кембридже во дворе Гарвардского университета прозвали «Памятником трех неправд». На постаменте выбиты слова: «Джон Гарвард, основатель, 1638». Но земляк Шекспира, скончавшийся от туберкулеза вскоре после
переезда в Массачусетс, не был основателем старейшего университета Америки. Он завещал «Новому колледжу» большую сумму денег и немалую личную библиотеку, за что и был увековечен в названии учебного заведения.
На гранитном постаменте памятника выбита дата переименования колледжа, который был основан двумя годами ранее, в октябре 1636 года. Наконец, никто не знал, как выглядел преподобный Джон Гарвард, и через двести с лишним лет скульптор просто запечатлел одного из студентов – внука ректора университета.
Другой знаменитый персонаж, «курьер революции» Пол Ревир, занимает в американском общественном сознании примерно такое же место, как Иван Сусанин в сознании русских. То, что произошло в деревне Деревеньки в 70 верстах от Костромы и в сонном Лексингтоне в окрестностях Бостона разделяют километры и столетия. Впрочем,
это не мешает мифам питать национальную гордость.
Весной 1613 года некий подозрительный («ляхи с литвинами») отряд рыскал под Костромой в поисках спрятавшегося нового московского царя Михаила Федоровича Романова, чтобы не допустить его коронации. Дальнейшее развитие истории с крестьянином-проводником Иваном Сусаниным мы знаем, главным образом, по знаменитой опере Глинки.
Бостонский ремесленник Пол Ревир, узнав, что британцы готовятся на рассвете 19 апреля 1775 года атаковать американских повстанцев, промчался накануне ночью на коне через все заставы и успел предупредить о готовящемся нападении. Ранним утром ополченцы-янки встретили англичан во всеоружии. Знакомая сегодня каждому американскому школьнику поэма Лонгфелло открывается наказом:
Запомните, дети, слышал весь мир,
Как в полночь глухую скакал Пол Ревир…
Истории, случившиеся в старину в Московии и Массачусетсе, имеют
определенную схожесть. Несмотря на сказочный антураж, Иван и Пол – реальные лица. Мордвин (или вепс) Сусанин в самом деле жил под вепсской Костромой в селе Домнино – или же в соседнем селе Деревеньки. Пол Аполло Ревир (Revere) также не принадлежал к
«титульной» (англо-саксонской) нации, а был выходцем из французской гугенотской семьи Ревуаров.
В основе патриотической мифологии лежит глубокий социальный архетип. Простой русский крестьянин уберег будущую династию Романовых, отведя угрозу от их венценосного прародителя. Простолюдин Пол Ревир оказался первым в обширном пантеоне героев Войны за независимость США.
Впрочем, судя по старинным документам, Иван Сусанин был не просто лапотным мужиком, но вотчинным старостой в родовом имении матери царя. А многодетный бостонец Ревир считался искусным и уважаемым литейщиком и мастером серебряных дел (его чайные сервизы представлены в экспозициях лучших американских художественных музеев).
Mikhail Ivanovich Skotti / Wikipedia
В качестве бесспорных героев Отечества Сусанин и Ревир оказались
непременными персонажами учебников по истории, художественных произведений и фольклора. Канон оформился во второй трети XIX столетия. Опера М. И. Глинки «Жизнь за царя» (1836) зафиксировала окончательный вариант «вождения» Сусаниным поляков по болотам или (в другом варианте) костромским чащам. Американский классик Генри Лонгфелло создал «Скачку Пола Ревира» в 1861 году:
Еще деревушка спокойно спит.
Но в лунном свете промчалась тень,
Да искру метнул дорожный кремень
У скачущей лошади из-под копыт,
И под подковой звенит тропа.
Сейчас народа решится судьба.
Та искра, что высек подковою конь,
Повсюду зажгла восстанья огонь.
История Ивана Сусанина как-то особенно притягивала обрусевших иностранцев. Глинка работал с либретто остзейского немца барона Г. фон Розена. Итальянский композитор К. А. Кавос, долгие годы живший в России, создал собственное произведение на тот же героический сюжет. Обе оперы, не мешая друг другу, ставились на одной сцене петербургского Большого театра. Некоторые актеры исполняли одни и те же партии в разных постановках. Творение Кавоса «Иван Суссанин» (так в оригинале – Л. С.) имело
подзаголовок «Анекдотическая опера». В ней Сусанин оставался жив – сюжет, вполне смахивающий на голливудский.
Старинный исторический раздор русских с поляками и американцев с англичанами также имеет много схожего. И в том, и в другом случае «братья по крови» захватывали и жгли столицы – поляки хозяйничали в Кремле, а британцы спалили Белый дом с
Капитолием. Поправка на время составляет ровно двести лет.
Профессор истории Петербургского университета Н. И. Костомаров еще в 1862 году язвительно назвал версию подвига Ивана Сусанина «анекдотом», который «сделался более или менее общепризнанным фактом». Он писал: «Действительность, передаваемая в скудных известиях, украшается выдуманными подробностями; к событиям, на самом деле происходившим, прилагаются вымышленные, но тем не менее возможные в ходе жизни, и тогда историческая личность, сама по себе темная, светлеет и делается как будто бы типом стремлений известной эпохи, а в самом деле выражением того, что давней эпохе, хочет дать новое время».
Другой видный историк, С. М. Соловьев, не оспаривал гибель Сусанина, но считал, что его замучили «не поляки и не литовцы, а казаки или вообще свои разбойники», коих в Смутное время бродило по Руси немало. Он же после кропотливого изучения архивов
доказал, что никаких регулярных войск интервентов в тот период поблизости от Костромы не было, а сам молодой царь с матерью находился в хорошо укрепленном Ипатьевском монастыре.
В советской России «Жизнь за царя» поначалу не исполнялась. Сусанина объявили прислужником романовского самодержавия, а память о нем подлежала искоренению. Впрочем, новой власти тоже понадобился патриот и герой. Поначалу пытались полностью изменить сюжет оперы Глинки и приспособить его к обстоятельствам времени. Музыковед Л. Л. Сабанеев писал: «Первая редакция была — перенесение времени действия в эпоху большевистской революции. В соответствии с этим Иван Сусанин обратился в „предсельсовета“ — в передового крестьянина, стоящего за советскую родину. Ваня обращен был в комсомольца. Поляки остались на месте потому, что в это время как раз была война с Польшей, где выдвинулся Тухачевский». Знаменитый финальный гимн оперы был перефразирован: «Славься, славься, советский строй!»
Американцы избежали радикальной переоценки собственных ценностей. Хотя дотошные историки раскопали, что Пол Ревир никак не мог завершить свой ночной рейд, ибо был задержан английским патрулем в таверне близ Конкорда. К тому же британцы конфисковали его мобильное средство связи – гнедую лошадь по кличке Brown Beauty, взятую напрокат у местного фермера. Настоящим героем следует считать совсем другого человека, Уильяма Доуса (W. Dawes), который таки смог добраться до Лексингтона и
предупредить вождей американской революции. Но бостонский дубильщик Уильям Доус не попал в балладу Лонгфелло и в школьные хрестоматии.
Все сказанное, разумеется, не зачеркивает ни красивых легенд, ни художественных достоинств русской оперы или американской поэмы. Исторические мифы благополучно выжили и перебрались в динамичную эпоху электронных гаджетов. Примером тому –
отполированный до блеска башмак бронзового Джона Гарварда, избранный успешными, но суеверными студентами в качестве талисмана.
Даже если бы не случилось апрельской полуночной скачки, Пол Ревир вполне мог бы претендовать на почетное место в истории США. Великий умелец был известен изготовлением штампов для первых официальных печатей штатов, бумажных денег, производством пороха. Ревир усовершенствовал методы отливки колоколов и пушек,
арматуры для строившихся фрегатов. Открытый им новый способ прокатки листовой меди использовался при изготовлении котлов первых американских пароходов. Но до последнего дня жизни Ревир с гордостью носил униформу времен Войны за независимость.
В честь Пола Ревира назван один из окрестных городков к северу от Бостона, который славится своим отменным пляжем, к слову, первым в истории Америки общественным пляжем (русские на свой лад прозвали песчаный берег Ривьерой). А памятник герою на бронзовом скакуне украшает старый Бостон неподалеку от его дома-музея в районе Норт Энд. Легенда о смерти Ивана Сусанина также живет самостоятельной жизнью. В Костроме ему поставили величественный монумент, так как прежний, царский, был разрушен в послереволюционные годы. В поселке Сусанино открыли музей легендарного старосты. Этот музей все неоднократно видели: он
размещался в церкви, изображенной на картине А. К. Саврасова «Грачи прилетели».
Костромские туристические агентства уже не одно десятилетие организовывают экстрим-туры по болотам Сусанинского района, куда завел интервентов крестьянин, обращая лежащую под ногами патриотическую идею в неплохой бизнес. В пасторальных окрестностях Конкорда и Лексингтона гиды, одетые в исторические камзолы, охотно поведают о первых выстрелах американской революции, эхо которых, по словам философа Р. Эмерсона, «услышал весь мир». И в том, и в другом случае для абсолютного погружения в историческую эпоху просят выключать мобильные телефоны.
