Давая свой номер телефона, эта очень деловая женщина просит ее записывать не иначе как «Лена Брайтон Бич». И это неспроста – лучшего персонажа для вдумчивого разговора о южно-бруклинском эпицентре русскоязычной иммиграции и придумать нельзя.
Елена Махнина – исполнительный директор Brighton Beach Management District Association (Ассоциация управления округа Брайтон-Бич). Живет и работает на Брайтоне почти двадцать лет.
Если я не могла понять английский, то думала, что надо мной издеваются
Я, Сережа, живу в США с 11 сентября 1992 года.
Приехала и сначала как все – учила или, как у нас говорят, «брала язык». В той же школе, где «брала», сначала стала волонтером, потом начальником какого-то там отдела, а потом и директором.
Хозяйка той школы, теперь уже покойная женщина, иммигрантка из Ямайки, которую я называю своей американской мамой, любила мне повторять: «Америка людей или делает, или разрушает».
То есть ты должен быть немножко сильнее. Ты должен быть более выдержанным и спокойным. А мне долго казалось, что она надо мной издевается… Что все надо мной издеваются.
Я получила образование в Киеве, учила там испанский, английский долго мне был незнаком. Но когда я в школе начинала волонтёром, хозяйка могла позвать меня в офис, дать мне письмо и сказать: «Ответь!». Отвечать можно было с бумажным словарем, но все равно это было не очень просто…
По пятницам меня сажали в приёмную, чтобы я была барышней на телефоне. Из-за незнания английского, я тогда придумала свою систему, которая помогала мне понять кому и что передать, на кого переключить звонок.
Когда звонили русские, я понимала акцент и могла перейти на русский.
Корейцы очень часто в конце слова, особенно, если есть шипящие, подставляют букву «и». Поэтому, когда я слышала: «Алле, инглишии», – я знала, что нужно переключить на мистера Кима.
Японцы начинали любой телефонный разговор с приветствия «Моши- моши».
Но вообще я там достаточно наплакалась, потому что в целом со мной все-таки говорили на английском. И если нужно было ответить или записать сообщение, то было тяжело. В такие минуты я и считала, что надо мной издеваются.
Школа, где я работала, находилась в Манхэттене. Очень много времени у меня уходило на дорогу, в результате я уходила в семь часов утра и приходила в восемь часов вечера. То есть меня никогда не было дома. Плюс, добавились семейные обстоятельства, в общем, какой-то момент захотелось поменять работу. Кстати, несмотря на то, что к своей нынешней работе я отношусь очень хорошо, education (образование – прим.) – это моя первая любовь.
Директор Брайтона, но не Бордвока
Случайно в The New York Times я увидела объявление о том, что в организацию на Брайтоне требуется директор и решила сходить на интервью. Интерес был связан не только с тем, что я искала работу поближе к дому. А еще и профессиональный: в Америке я никогда не ходила на интервью, при этом уверенно учила студентов их проходить.
Когда я стала директором школы, то, разумеется, нанимала и увольняла персонал. И вот однажды мне пришлось уволить преподавательницу, которая вела класс о том, как строить свою карьеру. Одним из разделов этого курса был пункт, как ходить на интервью. В нем было буквально все: что надеть, что говорить, как ручки сложить и ножки поставить. И пока я не нашла учителя, сама в течение двух-трех месяцев читала лекции на эту тему.
И вот увидела объявление и поняла, что я теоретик. Рассказываю людям, что нельзя, а что можно, при этом сама никогда этого не пробовала.
Пришла… Там были представители нашего «борда», депутаты. То есть это было далеко не самое простое интервью. И совершенно не по тем правилам, по которым я учила своих студентов.
Кроме того, мне сказали, чтобы я принесла еще какие-то там материалы – «презентейшен», какую-то лекцию. Я как раз и принесла все из того же класса, где преподавала, назывался он “Career Development.” После интервью мне две недели никто не звонил. И я подумала, что теория с практикой сочетаются так себе…
А потом мне вдруг позвонили и сказали – приходи. И вот я тут.
Brighton Beach Management District Association – это общественная профорганизация, которую создали владельцы недвижимости на Брайтоне. Наша основная цель – помогать владельцам, как мы говорим, бизнесов в нашем районе. Мы, например, занимаемся работой с городом (мэрией), платим за уборку улицы, работаем с депутатами разных советов, например, по поводу ремонта дорог, работаем с полицией… Очень многое делаем на самом деле.
Знаешь, что интересно? Что географическое понятие «Большой Брайтон», точнее, то, что люди им считают и границы того, за что мы отвечаем, разные.
Наши границы простираются от Корбин плейс до Оушен парквей, от Кони Айленд Авеню до Оушенвью Авеню. То есть знаменитый Бордвок (Boardwalk) это как бы уже и не Брайтон…
Но мы же понимаем, что Брайтон – это немножко больше, чем какие-то условные границы. Что мы не можем просто взять и сказать – это наше, а это уже нет. И берем все. И Бордвок тоже.
Брайтон Бич – это рай для пенсионеров и отдельный мир
Я сама на Брайтон-Бич я живу и работаю уже 17 лет. И, знаешь, это не район, это не место, где я работаю, это мир, где да, в каких-то аспектах остановилось время.
Да, сегодня уже все тут немножко иначе. Но как говорит мой муж, и он пока еще прав: “Самый лучший русский ресторан тут напоминает вокзальный ресторан Москвы или Питера”. Нет, конечно, он не о современных.
Тут все еще актуален анекдот про Америку, в которую “мы не ходим”. Ведь Брайтон действительно в какой-то мере все еще не Америка. Но, например, это рай для пожилых людей. Почему? Потому что они тут в своей среде.
Когда человек должен делать какие-то усилия над собой в том, например, что касается языка или обычаев, это все действует на его психику. А тут можно общаться на своем языке.
Или вот у нас тут грязно. И будет грязно, как бы мы не убирали, потому что всем тяжело донести до урны какой-то там стаканчик или мешочек. Здесь свой мир, со своими какими-то обычаями, со своими какими-то выражениями, традициями… Хотя он все же меняется.
Интересно, что на Брайтоне наши люди ментально не меняются, а в других местах еще как.
Я к Брайтону отношусь с нежностью и с юмором, скажем так, потому что здесь есть над чем посмеяться по-доброму.
Самое ценное тут люди. Люди!
Помню, когда я пришла работать на Брайтон, то говорила, когда знакомилась:
«Здравствуйте, меня зовут Лена, я – новый директор ассоциации бизнесов Брайтона».
А мне отвечали:
«Из какого города ты приехала? С Одессы?»
Я говорила:
«Нет, из Киева».
И тут мне отвечали, что киевляне – это москвичи, не доехавшие до Одессы.
Или, помню, задавали вопросы, почему я не ношу кольца:
«Потому что вы не любите или потому что у вас нет?»
Этих людей, этого колорита в целом уже нет. Нет, остались еще какие-то те люди, остались воспоминания, остались какие-то отношения. Но в целом все поменялось… Пришли другие.
С Брайтона уходит эпоха этакой «маленькой Одессы». Вот этого очень доброго местечка. Безумно доброго. Уходит вот эта атмосфера…
Почему? Например, потому, что любой бизнес может существовать при условии, что есть спрос. Спрос рождает предложение. На сегодняшний день спроса на такого типа «вокзал-базар», а-ля русский ресторан, ну, практически, нет.
Люди изменились. Если бы, Сережа, ты сюда приехал раньше, то застал бы бабушек… Проходил бы мимо пяти-шестиэтажных домов на Брайтоне и около каждого видел бы бабушек и стульчики. Они сидели, разговаривали, они все друг друга знали.
Сегодня эти люди, эта жизнь уходит. И на их место точно такие же бабушки не приходят. Люди из постсоветского пространства, которые выигрывают грин-карты, совсем другие. Да, они живут на Брайтоне, но это другие люди.
Точно так же для меня первые пять-семь лет символом Брайтона были не русские. Для меня символом этого места были американские бабушки, которые родились на Брайтоне. Нет, мы их не вытесняли. Они все, к сожалению, ушли в мир иной. Мы вытеснили черных, испанцев и банды. А вот эти бабушки! Эти губочки, причесочки, нарядики, бусики, все как положено. Они, кстати, очень помогали выходцам из СССР.
Несколько этих бабушек, когда узнали, что здесь новый человек, даже приходили ко мне с какими-то разговорами. Они меня очень многому научили. Вплоть до каких-то английских идиом, каких-то выражений. Они мне рассказывали истории об этом районе.
“Когда-то давным-давно на улицах, где ты живешь, был курорт. Брайтон 19-ого века – это дамы в длинных платьях с кружевными зонтиками, которые гуляли по Бордвоку. Здесь был театр, здесь были бега, здесь было очень много гостиниц. Это был самый настоящий курорт! Потом появилось метро…”
Следующая картинка Брайтона – это еврейские семьи, которые сбежали из Польши, из России. От погромов. Мы еще не говорим о временах Второй Мировой войны, нет. Мы говорим о том, что было раньше. Селились такие семьи на Истсайде. Но Истсайд – не резиновый, и они переселялись сюда. И в принципе, очень много лет, языком общения на Брайтоне был идиш. Это даже в фильмах показывают. Потом и они рассосались: они не хотели жить под метро.
После них приехали другие евреи, те, которые бежали от Гитлера. Мы говорим уже о 1935-36-ых годах. И они потом тоже рассосались, потому что пожилые люди умерли, а молодые разъехались. Вот тогда тут и появились и заколоченные окна, и полное отсутствие магазинов, и банды, и все остальное.
А потом пришли русские. Почему именно сюда? На этот счет есть две истории. Одну историю рассказывают одесситы, а вторую – нынешний сенатор Соединённых Штатов Америки Шумер, который когда-то начинал свою деятельность здесь. Он был депутатом горсовета.
Одесситы рассказывают так: «Мы приехали, увидели море, нам напоминало нашу любимую Одессу, и мы тут решили поселиться».
Это то, что мне рассказывал Гена Дозорцев.
А сенатор Шумер рассказывает иначе. Вот эти многоэтажные дома на Брайтоне стояли полупустыми. А их владельцы имели договор с организацией, через которую приезжали евреи. Именно эта организация оплачивала аренду жилья первое время. Поэтому сюда и приехали русско-еврейские иммигранты.
Я считаю, что правда где-то посередине.
Как и почему исчезает та самая “Маленькая Одесса”
Сегодня демография на Брайтоне меняется на глазах и это совершенно закономерный процесс, который происходит везде, а не только тут. В Нью-Йорке в целом. Вот точно так же, как русскоязычные евреи в 70-80-90-х годах приезжали сюда к знакомым, родственникам, приятелям, к кому угодно, теперь сюда приезжают выходцы из Средней Азии, из Пакистана, из Йемена. На уже насиженное место, к кому-то.
Евреи уже не едут. Все, кто хотел уехать из бывшего Советского Союза по статусу беженцев, уже все уехали. Люди, которые не уехали, остались там сознательно.
Брайтон меняется. Можем ли мы при этом тут жить все вместе? Сто процентов! Но не дружно. Дружно – это неправильное слово. Мы можем все мирно сосуществовать. То есть никто никому не может навязать дружбу. Поэтому, когда девушки в бурках и их мужья устраивают какие-то мероприятия, и к ним бегут наши общественные деятели и кричат: «Дружба на все века!», мне это кажется фальшивым.
Надо признать, к сожалению, что на Брайтоне происходит вытеснение одной группы людей другой. У нас здесь есть как синагоги, так и православные церкви и мечети. Но количество мечетей увеличивается, а остального нет.
Сейчас подали на разрешение построить еще одну довольно крупную мечеть. Правда, называется это “Культурный центр”. Но мы говорим о здании в 5-6 этажей, то есть масштабы понятны.
У меня была как-то нелицеприятная беседа с корреспондентом одной газеты, которая в итоге написала, что Брайтон из «маленькой Одессы» превращается в «маленький Самарканд». Но как ты можешь это остановить? Забор поставить? Не пускать?
Да если бы наши люди хотели развивать этот район, оставить его, так скажем, «русским» или еврейским, они бы, наверное, его так не ругали. Они бы, наверное, не бежали отсюда. Они бы, наверное, селились здесь. Но люди хотят наблюдать за этой картинкой издалека, но при этом никак не поддерживать.
У нас нет ощущения общины! Мы почему-то друг друга не то что не любим, даже не уважаем иногда. Если мы посмотрим на тех же узбеков, грузин, кого угодно, они очень даже «топят» за своих, у них есть взаимоподдержка.
Ты когда-нибудь был в грузинской компании? Обращал внимание на тосты?
Первый тост за Грузию на любом грузинском застолье!
Люди, уехав в США, все равно чувствуют себя грузинами. Может, дело в этом?
А, может, дело в том, что мы в свое время уезжали навсегда? Ты когда сюда приехал? Десять лет назад? Сережа, у тебя уже все по-другому. Мы уезжали навсегда, понимаешь? Мы уехали навсегда! Мы знали, что едем не на какой-то там срок.
Вот у меня прекрасное образование, я редактор по образованию и работала в издательстве. Что я делала в США первый год? Смотрела за старой бабкой. И то спасибо, что моя подруга отдала мне свое место, и я не пошла мыть полы. А многие мыли полы или в русских магазинах колбасу резали. А все почему? Потому что мы сюда приехали сознательно для того, чтобы выживать.
А все, кто приехал временно, или те, кто всегда могли вернуться, живут с другими ощущениями. Ты имел возможность решить, где тебе живется лучше. Вот и все! Мы этой возможности не имели!
Или вот очень многие узбеки здесь временно. Приехали на заработки и получить документы. Ментально они там, у них там семьи, у них там родня. У них там все. У нас вот этот клочок – это наш дом. У них дом там, а тут по этой причине нужна поддержка от своих.
А если говорить про всех нас, кто из бывшего СССР, то нас ничего не объединяет. Кроме языка вообще ничего. И наши дети уже совсем не русские. Я заставляла своих, когда мы приехали, говорить по-русски, и сегодня они довольно прилично говорят на этом языке. Но интересно ли им читать хоть какой-то русскоязычный контент? Нет! Они не наши люди уже.
Знаешь, у меня нет ностальгии. Я приехала в Киев ровно 11 лет тому назад по случаю. Не была до этого там 16 лет. Что меня там больше всего поразило? Что на третий день сказала, что я хочу домой.
Домой в южный Бруклин.
При этом я выступила инициатором установки таблички с именами
Софы и Марка, основателей ресторана «Националь» и супермаркета
«Интернешенал», хотя я в принципе против переименований улиц. В Нью-Йорке часто идешь, видишь табличку и не понимаешь, о ком речь. Понимаешь, что это важно только для семьи, для друзей того, в честь кого названа улица.
Но Софа и Марик это другое. Они – один из самых важных, главных и сильных символов Брайтона. Не их бизнес, а они как люди.
С ними ушла эпоха…
Вот посмотри, Сережа, сколько шикарных магазинов и ресторанов у нас открыто. Но это все бизнес. А Марик и Софа были людьми, которые прикоснулись к невероятному количеству жизней и помогли невероятному количеству людей! Я не говорю даже о деньгах, я не говорю, что они кого-то кормили. Они были теми, с кем было можно поплакать, у кого можно было получить совет…
И я подумала, что пройдет еще 10-15 лет, и население Брайтона не будет знать, кем они были. Но ведь если история Брайтона – это, скажем так, кирпичная стенка, то они были очень важными кирпичиками.
Читайте также Защитники Брайтон Бич переругались между собой, деля славу
Фото Andrew Stark IG: @stark.newyork
