– Гурик, сынок, вставай. Гурик, вставай, Гурик, вставай (десять раз для начала).
– Мама, Гурик ещё не встал, мама, Гурик ещё не встал. Мама … (до тех пор, пока ты или не идёшь в его, Гурика, комнату, где он таки ещё не встал, или не шипишь:
– Маша, ну вижу я!!! Дай дочистить зубы (застегнуть штаны/бюстгальтер, дожарить-доварить-допарить, выпить яда в конце концов).
– Гурик, вставай! Ника, вставай! Гурик, вставай! Ника, вставай! Джанни, гулять! Блуша, гулять. Джанни, иди сюда, Джанни, иди сюда, Джанни, иди сюда. Гурик, вставай, Ника, вставай.
Сначала имитируешь, что идешь набирать холодной воды, чтобы встали Гурик и Ника, потом, что уходишь гулять с Блу, чтобы подманить Джанни, который в какой-то момент жизни решил, что от ошейника надо обязательно убегать и теперь бегает по дому с лицом веселого идиота.
Гуляешь, приходишь домой, где еще нифига никто не собран, моешь лапы, поишь-кормишь всех, проверяешь во что оделись, взяли ли ланч с собой, ключи от квартиры, подписываешь то, что они забыли дать тебе на подпись вчера, проверяешь – взяли ли телефоны, заряжены ли эти телефоны, заодно собираешь с пола в ванной грязную одежду в стирку, складываешь грязную посуду в машинку, тоскливо мечтаешь о чае-смузи-кофе.
– Марина, они дерутся, иди сюда!
– Марина, они не одеваются, иди сюда!
– Марина, посмотри что Маша надела, иди сюда.
– Марина, Гурик ещё не встал.
Мама, которая осталась переночевать, наблюдает меня в аду с дивана, и именно так видит свою помощь. Наблюдения обычно заканчиваются приговором:
– Дааа, вы, конечно, такими не были…
И слава богу! – хочешь подумать ты, но не успеваешь, потому что:
– Я не буду ждать Машу, она меня не любит! Я иду на автобус!
– Ок!!!! Пусть я пойду одна и меня украдут!!!
– Мама, скажи Гурику, Маша не может пойти одна! – наконец-то проснулась Ника, которой в другую школу и позже.
– Марина, Маша что пойдет одна? И ты разрешишь? – мама помогает как может.
Мысленно уходишь из дома в чем есть и умираешь на станции Астапово Рязанско-Уральской железной дороги в окружении собак только, запрещая другим родным приближаться к тебе до тех пор, пока тело точно не остынет.
– Дети, есть!
– А что есть поесть?
– Пюре? Макароны с сыром? Кекс? Хлеб с маслом, варенье и чай? Омлет?
Проклятые углеводы выручали всегда, но только не сегодня (вчера, завтра…).
– Я буду Оливье.
– Гурик, ты ошалел? Где я тебе в шесть утра Оливье возьму?
– Ну ок, сегодня поем сэндвич, но приду из школы и чтобы был.
– А я белую кашу (овсянку, сэр, овсянку) с клубникой.
– Клубники нет, есть голубика.
– Ну ок, но завтра чтобы была клубника!
– А мне кофе с молоком!
– Маша, а от кофе дети не растут! – Ника надела очки и умничает. Но зря. Маша не оценит.
– Ника, заткнись уже со своим science!
Наконец, двое ушли, двое выгуляны, третья почти оделась, а ты допиваешь остатки чьего-то чая, потому что себе ничего сделать уже не успеваешь. Руки твои дрожат, ты не успела привести себя в порядок и будешь делать это в туалете в офисе, а ещё ты сидишь ты на полу, потому что собаки заранее скучают и просят внимания.
И в этот момент на кухню заходит Он.
Он только что принял душ, вальяжно побрился и оделся, он даже посмотрел на себя в зеркало. Он готов к рабочему дню и готов сделать тебе смузи, которое ты все равно не успеешь выпить.
Ты встаешь, чтобы уходить и вот он целует тебя во вспотевший лоб, вытирает губы и опять же, никуда не торопясь, спрашивает:
– Ника, ты готова ехать? Милая, а ты почему такая злая? – и дальше с пониманием (с понимаем, блин!!!!) и даже как-то сочувствующе, – ПМС?
Я который год не знаю как он выживает после этого вопроса.
Вообще это слово из трёх букв должно быть причиной номер один в случаях, когда женщина наносит тяжкие увечья мужу сковородой или другим тяжелым предметом.
Каждый раз, когда я слышу три эти заветные буквы, я мечтаю, чтобы он повез всех детей и их питомцев в его только что вымытой машине и там их стошнило всех. ВСЕХ, включая морскую свинку и золотую рыбку.
Чтобы на него нечаянно (ну разумеется!) пролили и просыпали всю еду в доме.
Чтобы именно об него споткнулись с пирогом и утюгом.
Чтобы это он был судьей, присяжным, злым полицейским, добрым полицейским, Левшой и врачом одновременно.
Чтобы он в шесть утра узнавал, что сегодня последний день, чтобы принести в школу костюмы попугая, тракториста и священника, а еще шесть долларов 25-ю центами и восьмицветный фломастер – иначе я в школу не пойду!
А когда у него поедет крыша, я выйду вся свеженькая и вкусно пахнущая из душа, не торопясь сделаю себе тот самый смузи, чмокну его в соленую щечку и спрошу:
– В чем дело, милый? – И потом так озабоченно и искренне добавлю, – Гормоны?
Заметьте, я ничего не написала про работу, где и у нас может быть шеф-идиот, коллеги-придурки, сорвавшийся контракт, штрафы и тд и тп. Но если на то пошло, то и после такого вот утра (обычного, кстати, самого обычного) мы идем на работу, где, вы не поверите, тоже работаем и часто очень хорошо. Хотя у нас, как и у вас, мужчины, есть тысяча и одна причин нервничать, переживать, срываться, сходить с ума и психовать. И ПМС это примерно десятая часть от этого, иногда и того меньше – посмотрите информацию какую, что ли. 10%, а ни как не 99%, как часто думаете вы.
И не надо говорить о том, что я не такой муж, или “вам не повезло, вот у меня…”
В среднестатистических семьях обычно так: к маме миллион и три вопроса, к папе же всего один и он, как правило, такой:
– А где мама?
Потому как долго, очень долго именно мама для ребенка центр вселенной, когда речь о бытовых вопросах. К сожалению. Ну, так хоть о ПМС не спрашивайте. Как говорится, не усугубляйте.
Photo by FuYong Hua on Unsplash