Продолжение. Первую часть читайте по ссылке
Муж о моих жалких потугах шаркнуть ножкой не догадывался. А расстраивать его не хотелось. Он был уверен, что я вот-вот завоюю сердца и симпатии местных элит. Тем более, что вскоре мне предоставили отличный шанс проявить себя и вступить в картель Мамы Чоли.
Будучи замужем за ну очень богатым косметическим хирургом, (Эдик называет его космическим), Алексис являла собой дисплей всех мыслимых инноваций и нано-технологий.
Правду сказать – ювелирная работа.
Она-то и поведала мне, что нынче в моде «ноздри а-ля Майкл Джексон», а грудь можно делать туда-сюда-обратно – в зависимости от настроения.
В общем, прошлась по всем моим слабым местам, зато я узнала у кого почём ноздри и что «я вполне годный материал» для ринопластики. Благодаря чудесным рукам своего мужа, она была владычицей морскою, а все остальные у неё на посылках.
Кстати, один из мифов, которыми мы все напичканы у себя на родине, это то, что все американки повально феминистки. Не все. Во всяком случае, не в нашем нейбохуде (районе). Конкуренция за состоятельного мужчину у нас нешуточная, а учитывая наплыв мексиканок, колумбиек и венесуэлок, у местных феминисток вообще нет шансов.
Наверняка, в северных штатах ситуация несколько другая, но Техас явно страдает переизбытком от латиномухер. Высшим пилотажем считается заарканить белого гринго и навесить на него многочисленную родню с гор, обзавестись челядью из менее удачливых соотечественниц и презирать их… но об этом после.
Пожалуй, самый празднуемый и триумфальный день в году у мексиканцев, а значит, у бОльшей половины штата является знаменитый Синко Де Майо, Пятое Мая, их местный День Победы. Видимо, не особо избалованные военными успехами, потомки величайшей цивилизации свято чтят, холят и лелеют своё торжество над французами, одержанное в Битве под Пуэбло, в 1862 году.
В этот день принято безудержно веселиться, танцевать, обниматься и вообще вести себя патриотично.
– Собирайся, мамасита, – ласково приказала мне Алексис. – Ты едешь с нами!
Ликую! И вот три мексиканки, две колумбийки и одна «румынка», мы забираемся в чёрный блестящий, как лакированный ботинок, лимузин и мчимся в один из самых гламурных и раскрученных ресторанов в даунтаун.
Внутри этого механического крокодила не так уж вольготно, как показывают в кино, кроме того, душно. Немного спасает ситуацию бокал шампанского, но тут мучачи переходят на испанский и я натужно улыбаюсь и запиваю свою немоту, пытаясь выловить хоть какие-то знакомые слова …
Очередь вокруг ресторана напоминает мне американское посольство в Киеве. Но у нас зарезервирован стол, так что мы смело направляемся к хоустесс, минуя толпу … Где выясняется, что вся очередь – это счастливые обладатели зарезервированных столов! Плетемся в хвост, поругивая жадных рестораторов и я почти понимаю эспаньол! Дьяболо и путо.
Полтора часа, а мы практически не продвинулись, но уже почти внутри. Под ложечкой сосет, запахи сводят с ума, высоченные каблуки хочется снять и выкинуть ко всем чертям, а вокруг хорошо одетые семьи, старики, дети, беременные женщины и никто не ропщет…
Наконец, когда я уже близка к голодному обмороку, нас проводят к элегантно сервированному столу на втором этаже, вид на город потрясающий, мягкий полусвет и сиденья такие бархатистые, теперь ТОЛЬКО поесть. Мои товарки заняты селфи, в то время как я перечитываю меню и пытаюсь словить взглядом официанта. Они важные, бегают с подносами туда-сюда, no eye contact, non stop. Ухватив пробегающего хлыща за штанину, я голосом вредной маши из мультика говорю: наигрались – есть хотим!
Тут начинается мучительный процесс выбора, я готова убить их всех в этот светлый праздничный день! Алексис объявляет нам, что хорошим тоном будет заказать «суп де жюр». А сегодня он у них черепаховый. Наконец-то я могу проявить солидарность: суп так суп.
Но не тут-то было! Проходит ещё полчаса. Три корочки хлеба! Полцарства за три корочки хлеба. Желудок прилип к спине. Надо было подготовиться, взять что-то с собой, хоть жевательную резинку… Несут, несут суп!
Дымок, изящные кружечки. Счастье близко! Я готова всех простить, все-таки они милые, непонятные, но милые, красивые трещотки, галделочки мои мексиканские. Я ем!
Ой, что это? Что это такое! Визжит Алексис. В супе! В супе кусочки, это мясо? Естественно, говорю я. Это что, с ужасом шепчет она, черепаха?! Ну, конечно! А что же ещё? Это черепаховый суп. Его ж не из-за черепашьей скорости этого ресторана так назвали. Я уже не на шутку раздражена.
– Мы уходим! Это недопустимо! Суп из черепахи! Ваманос, мучачи…
Яростно расшвыривая стулья с бархатистыми сиденьями, сисяндры пробираются к выходу.
Ну и денёк выдался. Но я вам не француз, легко не сдамся.
Напоследок, смерив меня своим самым уничижительным взглядом, свирепо раздувая ноздрями Майкла Джексона, она бросает:
– А вот Трейси никогда бы…
Но меня не оторвать от супа. Я в полном одиночестве, зато в окружении пяти нетронутых супов. Ля Гарсон кидает на меня встревоженные взгляды, я занимаю целый стол, одна. Фигушки ты меня меня пересадишь за другой стол, он понимает, обреченно вздыхает и идёт получать нагоняй. Бедняга.
Звонит муж.
– Мне сказали, ты там ешь убитую черепаху, – смеётся он.
– Судя по всему, она все же умерла от старости, – бурчу я с довольным животом.
– Просто панцирь забыли снять, держись, я еду за тобой, – издевается ещё!
Мы едем домой.
– Кто такая Трейси? -спрашиваю я.
Он вздыхает:
– Чикита Хуанита Гуакомоле Третья. Трейси, in short. Сестра Алексис.
– Что ты ей сделал?
– Ничего, просто не зацепила. Да и было-то пару свиданий, не о чем говорить. Потом, она молодая, я так ей и сказал, мои дети выросли, я хочу пожить для себя, а ты молода и прекрасна, Трейси и ещё встретишь своё счастье, родишь детей…
Есть за что возненавидеть, согласитесь.
Через восемь месяцев, я была уже прилично на сносях. Каждый вечер, мы выгуливали всей семьёй мое пузо: муж держит за руку четырёхлетнего Эдика с одной стороны, я с другой, идём вразвалочку, я поглаживаю взбрыкивающие внутри меня ножки-ручки…
Идиллия.
Мимо, неслышно скользя, проезжает машина, потом сдаёт назад, останавливается рядом с нами. Опускается стекло. В окошко высовывается симпатичная лисья мордочка, глаза угольки. Взгляд ее переходит с Эдика на мужа, с мужа на меня и останавливается на моем арбузе.
– Как поживаете, – брякаю я оторопело. Стекло поднимается, машина газует резко…
ТРЕЙСИ.
Photo by NordWood Themes on Unsplash
