Политическое убежище в США: из России я уехал осенью 2014 года. А события, которые предшествовали моему отъезду, начались весной 2013-го, после того, как я дал интервью журналу «Афиша». Это был специальный номер о гомосексуалах в России. Так совпало, что он вышел незадолго до подписания Путиным закона «О запрете гей-пропаганды».
В то время я работал в пресс-службе зама мэра Москвы. Удивительно, но факт: на тогдашней работе мне позволяли ходить на оппозиционные митинги и не требовали присутствия на запутинских, а вот гомосексуальность простить не смогли…
Скандал получился настолько громкий, что одним увольнением дело не закончилось. После угроз, нападений и надписей в подъезде я решил, что уеду из России сразу, как только такая возможность появится.
Уезжал я спонтанно. Потому и английский заранее не учил, а в школе и в университете учил немецкий. Как сейчас говорю в своё оправдание, к моменту пересечения границы знал около 200-300 английских слов. Собственно, и США в качестве убежища выбрал именно потому, что в Нью-Йорке жили мои знакомые, и я надеялся, что с их помощью смогу на начальном этапе прожить без знания английского языка.
При этом у меня не было никаких иллюзий по поводу США: я улетал в страну, в которой никогда раньше не был, у меня отсутствовало четкое понимание, как юридически проходит получение статуса беженца. Я не знал, что в Нью-Йорке десятки тысяч русскоговорящих. Поэтому мечты какие-то насчет новой жизни, можно сказать, отсутствовали.
Через три недели после прилета в Нью-Йорк, мне исполнилось сорок лет. В России я окончил факультет журналистики, проработал лет пятнадцать в различных СМИ, но прекрасно понимал, что в США мое умение писать тексты останется невостребованным.
В США я ехал с одной целью – начать новую безопасную жизнь. Скажу без лукавства, безопасность я ощутил в первый же день. И даже нападение гомофоба в одном из магазинов Бруклина не смогло изменить моего мнения о новой для меня стране.
В США моя безопасность защищена законом, здесь я могу обратиться за помощью в полицию и буду уверен, что люди в форме не обсмеют меня.
Идиоты есть везде, но в России они везде, на всех уровнях и добиться справедливости в принципе невозможно.
Политическое убежище в США: смена профессии и социального статуса – Брайтон бич против мэрии Москвы
Когда принимал решение об иммиграции, то знал, что мой социальный уровень неизбежно упадет. Но, повторюсь, я приехал в США за безопасностью, а не за комфортом.
Первые пару лет я просто наслаждался жизнью, разбирался со своими эмоциональными проблемами. А когда начал работать, то придерживался простого правила: любую работу нужно делать хорошо. Кстати, для того, чтобы хорошо делать свою работу, ее не обязательно любить.
Я в принципе никогда не делил для себя профессии по степени престижности и не ранжировал людей на уважаемых и не очень в зависимости от должностей, которые они занимали. Если знаешь себе цену, то мнение других людей в расчет берется в последнюю очередь. Плюс ко всему прочему, у меня, извините, отличное чувство юмора, я умею посмеяться и над собой, и над ситуацией. Это реально помогает проще относиться к событиям и не париться по мелочам.
Не знаю, насколько показательна моя ситуация, но при наличии в Нью-Йорке работы (самой простейшей) мой уровень жизни в США выше, чем был в России, когда я занимал редакторские, например, должности.
Не могу сказать, что я и в России стремился к каким-то вершинам. Ничего специально для построения карьеры не делал. Просто был хорошим текстовиком, как говорят в нашей профессии.
Это печально, но продавец на Брайтоне в итоге может позволить себе купить гораздо больше, чем москвич, сотрудник пресс-службы мэрии. Печально для России, разумеется.
Пожалуй, единственное, что меня здесь однозначно не устраивает, – это система медицинского страхования. Когда четыре года назад мне сказали, что в США хорошая медицинская страховка либо у бедных, либо у богатых, я в это не очень поверил. Сейчас нахожу этим словам всё больше подтверждений.
Я понимаю, что всю жизнь не буду работать продавцом, но серьезно о получении американского образования пока не задумывался. Есть много текущих проблем, которые нужно решать.
Думаю, что в итоге выучусь на социального работника. Мне и в России была интересна эта тема. Понимаю, что сейчас мой потенциал не раскрыт и используется по-минимуму.
Политическое убежище в США: отношения, брак, Фейсбук и “совок”
Я за официальный брак. В этом отношении я традиционалист.
Для меня официальный брак – подтверждение моих гражданских прав. Скажем так, если бы я был гетеросексуалом и состоял бы в отношениях с девушкой, то тогда воспринимал бы брак как некий праздничный ритуал.
В моем нынешнем мировоззрении официальные отношения для меня в большей степени – галочка в разделе «я за это боролся». Я даже о практической составляющей брака пока не думаю.
Когда я приехал, то был о себе очень высокого мнения. Разумеется, в итоге до сих пор выдавливаю из себя «хомо советикуса». К слову, очень сложно заметить перемены в самом себе, но иногда их помогает отследить Фейсбук. Я периодически просматриваю тексты, которые писал три-пять лет назад. Некоторые шутки теперь мне кажутся не только не смешными, но и недопустимыми.
Если перевести на грубый, но понятный язык, то я начал больше следить за базаром. Главное, не убедить себя в том, что достиг всех высот и всё понял.
После долгих размышлений, я понял, что посты в Фейсбуке – это мои дневниковые записи, это мой вариант психотерапии. Пишу в основном для себя, но мне приятны отклики незнакомых людей. В течение недели получаю около десятка писем от тех, с кем никогда раньше не переписывался. Кто-то благодарит за откровенность, кто-то просто пишет, что рад за меня. Иногда люди спрашивают, как им выстроить отношения со своими детьми-подросткам (гомосексуалами). На днях у меня спросили, как я решаю проблемы, которые неизбежно возникают у межрасовых пар при взаимодействии с социумом.
Приятно осознавать, что мои тексты кому-то помогают. А еще кажется, что моя нынешняя откровенность – это своеобразный реванш за годы вынужденного молчания, когда мне самому себе было сложно поверить в то, что я гей.
Сегодня с одной стороны я действительно понимаю, что в сорок лет жизнь только начинается (может начаться). Я, ничего специально не предпринимая, доказал себе, что и в сорок пять можно найти настоящую любовь и впервые почувствовать себя счастливым.
Но… Я знаю, что многое уже поздно. Например, в 35-40 лет мы с моим партнером думали бы не о том, какую собаку завести, а могли бы решиться стать родителями…
Чем старше, тем сложнее отважиться на смелые поступки, например, проще смириться и перестать учиться. Если бы у меня спросили, каким я вижу себя через пять лет, то я бы не ответил ничего конкретного. Робко скажу так: я вижу себя счастливым.
Photo by Luca Upper on Unsplash
